Выставка художника - авангардиста Ирины Гурской

9 апреля 2013 г. в 16 . в Государственном Историко – Архитектурном историческом музее – заповеднике г. Пскова состоится открытие персональной выставки художника – авангардиста Ирины Гурской, являющейся прихожанкой храма Александра Невского, раскрывающей православную тематику в современной живописи.

Ирина Гурская родилась в Москве в 1971 г. В 1990г. получила диплом с отличием Московского художественного - театрального училища, по специальности художник - гример. Практику проходила в Останкинском телевизионном центре г. Москвы в Кремлёвском Дворце Съездов. Диплом был защищен в Большом театре по спектаклю «Орлеанская дева». В 1990 г. В кремлёвском Дворце Съездов гастролирует Миланский Королевский Театр «Lа sса1а» с оперой «Турандот». По приглашению коллег художник переезжает из России в Италию в г.Милан.

С 1989г. по 2000г. художник живёт в Италии, где в 2000г. оканчивает с отличием факультет живописи Академии искусств г. Неаполя под руководством профессора Кармине Ди Руджеро. Активно участвует в коллективных выставках. В 1998г. из 3-х факультетов Академии искусств выбрана представительницей факультета живописи для коллективной выставки «Del giardino».

В настоящее время художник с семьей живёт в г.Печоры и продолжает работать в информальном стиле, используя элементы энкаустики и смешанную технику, включающую в себя: поверхность дерева, холст, масло, акрил. Коллаж: элементы зеркал, ткани различных фактур, золото, декоративные камни.

Персональная выставка Ирины Гурской (р. 1971) открывается в Псковском музее 9 апреля 2013 года. Она давно была запланирована, но всё-таки - по существу - является в высоком смысле неожиданной и долгожданной: как всякое прикосновение к большому и новому художественному феномену.

Её творчество - авангардное, растущее на переднем краю эволюции искусств, пробивающееся за грань всего мыслимого и допустимого - в максимальной степени трудно для обыденного восприятия. Это искусство, широко и щедро адресованное всем, на практике оказывается искусством для немногих. Тому, что очень многого требует от зрителя, задаёт ему самую высокую планку понимания.

И. Гурская же сильна и интересна тем, что она – по спонтанному наитию, визионерски, как ведомый медиум - совершает на практике нечто даже теоретически невозможное: чуть продвигает вперёд мировой стиль. Не больше, не меньше!

Попробуем проанализировать манеру Гурской. Как определить её стиль? К абстракции он близок всегда. Но и академическая фигуративность – читаемая иногда в неуловимых деталях: силе и уверенности линии, малейших намёках на изобразительность – никогда не отпускает художницу полностью. Это делает абстракцию Гурской родственной творчеству раннего В. Кандинского, а весь в целом её стиль напоминает о филоновском анализе-синтезе натуры в пределах каждого произведения.

Пространство Гурской – это, конечно, сюрреальное пространство сна. Но это не страшное и безвыходное пространство дантова посмертия, в котором воет от ужаса и тоски душа европейского искусства. Нет, пространство Гурской я назвал бы пространством Воскресения, - при жизни… Художница движется в нём с предельной скоростью – «вьёт петельки», «нарезает круги»: всегда отталкиваясь от реальности, взмывая над ней и к ней победительно возвращаясь. И это именно необходимый, «сверхсветовой» темп.

Станковое произведение (картина, рисунок), пять веков бывшее универсальным модулем художественного высказывания, узко достигшему финала искусству. Тесно оно и Ирине Гурской. Именно от стремления преодолеть эту тесноту, взломать рамки - в переносном и в буквальном смысле – идёт её спонтанная жажда коллажа, пастозной трёхмерности. Её красочный слой с вкрапленными в него стёклышками (напоминающими о смальте средневековых мозаик), осколками зеркала, бусинами и пуговицами, превращается в низкий рельеф. Он будто тянется к зрителю, расцветает ему навстречу. «Картина» в исполнении Гурской предельно условна, - она редко терпит раму и рассчитана, скорее, на непосредственное растворение в жизни (в пространстве реальности) через свой нарочито неровный и неоформленный срез…

Этим же преизбытком – стремлением творчества выйти за край – объясняется создание серий, всевозможных диптихов, триптихов и полиптихов, к которому то и дело прибегает художница. Её искусство поверх своих материальных носителей (холстов и листов фанеры) словно бы «берётся за руки», выстраивается в осмысленный хоровод.

Глубокая родственность жизни, реальности, проявлена и в выборе «подножного» материала. И. Гурская как бы спасает совсем уже ненужные и выброшенные из обихода поверхности – возвращает их в бытиё. Основой её произведений становятся деревянные детали «бывшей» мебели, а подчас даже сломанные элементы надгробий. В этом тоже есть преодоление энтропии и православное торжество над смертью, необходимые в любом искусстве и, как мы видим, в высокой степени свойственные И. Гурской.

В свете изложенного становится, надеюсь, проще понять (тем, кто не примет очевидную красоту творчества представляемой художницы глазами, непосредственно), что работы Гурской – это не «бесформенная мазня», как, предвижу, скажет о них массовый профан (с незапамятных времён говоривший это чуть ли не обо всём лучшем, что было создано совокупным творческим гением человечества). Да, Дионис – экстатическое божество исступления, выхода из себя, перехода за Грань – живёт в каждом произведении Гурской: без этого импульса невозможен прорыв в ту область новой свободы, которой она достигает. Но и аполлоническое начало искусства в произведениях художницы выявлено полностью: динамика и статика приведены к равновесию, цветовая и тональная гармония изысканны, рисунок – нарочито изломанный, «детский», приносящий в жертву и уничижающий себя - на самом деле основан на хорошей профессиональной выучке (что для неспециалиста заметней по нескольким наиболее фигуративным произведениям).

Уроженка Москвы, Ирина Гурская около десяти лет своей жизни работала в Италии, совершенствовала своё профессиональное образование в Неаполитанской академии художеств. Все тайны постмодерновой деконструкции Божьего мира, были, казалось бы, раскрыты ей. Но русское сердце и пламенная православная вера мешали итальянскому ученичеству: над монотонным и уже примирившимся с собой разложением реальности (которое мы можем наблюдать в произведениях её неаполитанских коллег по школе и учителей) в работах художницы всегда воскресает торжествующий новый синтез Жизни и Красоты. Он являет себя в ясном цвете, тональной и световой гармонии, но также – в пульсирующей экспрессии и, главное, в живой, непокорной и страстной природе образов, которые Гурская создаёт. Её искусство исполнено любви и внимания к прекрасному и неисчерпаемому реальному миру.

Силы на это Ирине Гурской даёт, без сомнения, та Любовь, понимаемая как метафизическое начало, которую она вынесла в название своей выставки, и которая подобно нектару вдохновения переполняет её маленькое, беззащитное и живое (обыкновенное, как у всех нас) человеческое сердце. Это великая христианская любовь к Богу и миру Его, к людям, которым весь этот мир с его красотой и ужасом, дан в награду и испытанье. Пускай Искусство умерло, и даже мы знаем об этом – невзирая ни на что художник (раб Божий) обязан проходить своё молитвенное поприще: смешивать краски, по-новому видеть и создавать. Себя и всё вокруг.

Мы видим, как в творчестве И. Гурской, в образном строе её предельно оригинальных и неожиданных картин, Иисус Христос побеждает Аполлона и Диониса. Он словно бы проглядывает, лучится сквозь них Своим ликом – поддерживает их Своею силой и милостью: ибо только Он есть Логос и Лоза Жизни. И вся Ира Гурская – как свеча перед образом Спасителя - ясная, горячая, живая. Сегодня продираясь сквозь тяжёлые, но неподлинные химеры абсурда и отчаянья, только в общении с такими людьми уверяешься до конца, что Россия жива и ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО!

Ю. Селиверстов